НАЛОЖЕННЫХ ОГРАНИЧЕНИЙ ...
Восточная женщина и "графический круг чадры”
Теперь же взглянем на прямо противоположные результаты целям, предусмотренным культурой "сокрытия лица”.
Культура сокрытия, "утаивания женщины в текстиле" ригористически направлена против мужской сексуальности. С помощью морали же символы чести и достоинства еще более усиливают эту жесткость, а, кроме того, идеологизируют ее. Однако опять же можно заметить, что, если в одном плане ужесточаемый "укрытием лица” моральный ригоризм и приводит к преследующим им результатам, в другом плане - он порождает альтернативу своим задачам.
Если мы обратимся к средневековой мусульманской поэзии Востока, то увидим, что направленный против женщин ригоризм Шариата так не смог утвердиться в стихах того периода. На Востоке трудно выискать хотя бы один стих, восхваляющий созданный Шариатом тип идеала Женщины. Стоящая в центре мусульманской поэзии прекрасная дама, часто обозначенная термином "афет” (первичное значение этого слова - бедствие, напасть), ни по своему поведению, ни по своей психологии никак не соответствует "концепции женщины” Шариата. Однако ее антитетичность Шариату, религиозной морали не подводит этот образ и под категорию восточных "беспутниц”, "блудниц”. Афеты (красавицы) занимают в галереи Женщин Востока особое промежуточное место. Они составляют некий средний ряд между женщинами Шариата и блудницами, женщинами для забавы. Однако эта срединность никак не символизирует обыкновенную посредственность. Это то промежуточное состояние, которое создает чарующий мир любовной поэзии, облагороженный и возвышенный именно как стихия творчества.
Исторические факты свидетельствуют, что средневековые поэты, сколь бы они не отличались в своей повседневной жизни по поступкам, психологии и осмыслению от простых людей, сколько бы не преподносили на все четыре стороны сюрпризы своей странности, все же не являлись, подобно богемным художникам ХХ века, носителями декаденсного сознания, не были субъектами необузданного маргинального поведения. И они, подобно остальным мусульманам, выбирая женщину для брака, предпочитали шариатские нормы. Трудно предположить, чтобы Физули или Насими согласились бы создать семью с кокетками и "предательницами” - персонажами своих стихов.
Почему же в таком случае в своей поэзии они отдавали предпочтение не спокойному типу женщины, предназначенной для брака, а красавицам-фуриям, кокеткам-изменщицам, известным своим опасным непостоянством? Дело в том, что образ женщины, соответствующий идеалу Шариата, не мог создать в поэзии никакой психологической сложности, напряжения или опасного безрассудства. Поэтому такие женщины подходили для того, чтобы на них жениться и создать спокойствие, но никак не для поэзии. Средневековых поэтов (помимо вина) два символа приводили в состояние экстатического вдохновения: мистическая любовь к Аллаху и... кокетство безумствующих фурий, отмеченных печатью непостоянства.
Стало быть, с одной стороны, средневековые мусульманские поэты с удовольствием принимали "концепцию женщины” Шариата, с другой же — такой образ женщины они не могли поставить в центр своего творчества. Именно поэтому в средневековой мусульманской культуре наблюдался диссонанс и несовместимость двух противоположных взглядов на женщину.
В средневековой мусульманской культуре альтернативный Шариату женский образ не только смог создать собственное пространство существования, но и сохранил в безопасности свою автономность и неприкосновенность на протяжении всей истории развития мусульманской культуры. И не только сохранил, но и, выходя за рамки пространства искусства в современных мусульманских обществах, перешел в саму жизнь, превращаясь в своеобразный приспособительный код. Образ женщины-губительницы средневековья в новое время стал средством идентификации и сделал современных певиц и танцовщиц достойными любви и брака мусульманина. Хотя, следует признать, такой тип женщины в мусульманском восприятии признавался несколько маргинальным. В новой ситуации, современные мусульманские мужчины, в том или ином виде являющиеся носителями ценностей средневековой поэзии, идентифицировали образ женщины-губительницы этой поэзии с современными певицами и танцовщицами, тем самым наделив и восприняв последних как статусные женщины. Таким образом, выглядевшая на первый взгляд как вполне реальная или возможная перспектива, на самом деле не состоялась: запрет женщинам-артисткам, подобно касте шудра в Индии, появляться в приличном обществе, не состоялся, как и провалилась попытка превращения их в "нежелательных" женщин (хотя нельзя отрицать отдельные случаи исключений по данному поводу).
Культура сокрытого лица и агрессивная сексуальность на Востоке
Другой, еще один, пример хорошо показывает порождение жесткой ригористической культурой иных альтернатив по проблеме женщин. Дело в том, что женщинам в культуре "сокрытого лица" вовсе не соответствует большой процент умиротворенных и "блюдущих честь и достоинство” мужчин. Из психологии мы знаем, что "запретный плод - сладок”. В этом смысле мусульманские мужчины, лишенные возможности видеть лица и тела женщин, пребывают в большем напряжении агрессивной сексуальности и либидиозной энергии, чем представители культур со слабыми запретами в отношении женщин. Часто основу их эротической агрессивности вовсе и не составляет "южный темперамент”, на который ссылаются любители "народной этимологии”. В восточной культуре фундамент, направленной по отношению к женщинам, чрезмерной мужской либидиозности закладывает излишняя строгость запретов. Сказанное хорошо подтверждает следующий факт: поселившиеся в Европе тюрки Южного Азербайджана, работающие и проживающие в России тюрки Северного Азербайджана лишь в единичных случаях сохраняют сексуальную агрессивность, большинство же в своем поведении вовсе не выглядят заложниками сексуального темперамента южных народов и мало отличаются от них в данном плане (т.е. в плане пониженной внешней агрессивности). Можно видеть и другой факт понижения в обществе внешней, бросающейся в глаза сексуальности при снижении неуместных запретов и табу по отношению к женщинам. Современные азербайджанцы в плане сексуальной агрессивности выглядят намного умиротвореннее и спокойнее мужчин нашей страны периода Х1Х века. С другой стороны, в Азербайджане в так называемом "институте частной беседы” часто можно отметить акцентированное удивление мужчин: находясь в довольно-таки раскованных условиях пляжа, они бывают поражены снижением своей агрессивности (но, конечно же, не природного темперамента). Азербайджанец ХХ века все еще не может осознать, каким это образом полуголые тела женщин на пляже не порождают в нем такие же сексуальные мечты и агрессивные желания что, и женские тела на улицах города.
Возникает вопрос. Что могут поделать (какую роль выполняют) по отношению к сексуальной агрессивности наложенные на женщину восточной культурой чрезмерные запреты, фиктивно (т. е. с помощью дополнительных способов) воспламеняющие сердца мужчин и разрушающие исподтишка накладываемые на него обязательства блюстителя чести и достоинства?
Восточная культура, в отличие от современных западных культур, менее саморефликсивна, поэтому она не осознает ясных моделей опасностей, порождаемых запретами, однако в любом случае проблема осознается, "прочувствовается” в иных терминах (например, для культуры "опасность сексуально-агрессивных мужчин” и т.д.) и в ходе такого "осмысления” сами собой формируются способы выхода из ситуации. В Азербайджане постоянно напоминаемые мужчинам здравицы о "женщинах - матерях” направлены на преодоление мужской сексуальной агрессивности (порой произносящий их проводит над собой терапевтический сеанс). В культурах с пониженной эротической напряженностью напоминание о том, что женщина - это еще и мать, своей тривиальностью оставляют ощущение скучной риторики, ощущаемая восточными людьми мудрость этих слов остается закрытой для западных людей. Эти слова еще, в лучшем случае, приобретают глубокий смысл в культурах предельно эксплуатирующих женщин (как в наших селах).
Если взглянуть на наш современный мир, то мы можем заметить удивительное переплетение узоров прошлого и настоящего. Сегодня редко можно увидеть в Азербайджане женщину с покрытым лицом. Некоторые из них покрываются скорее из снобизма, чем из правоверия. Но, если в сегодняшнем Азербайджане хиджаб и не бросается в глаза, в осознании азербайджанских мужчин чадра, не будучи реальной, все еще продолжает существовать как виртуальное сокрытие. Многие мужья во взаимоотношениях со своими женами помещают их на этот раз в круг "виртуальной чадры”. Женщины, конечно же, ощущают на себе эту виртуальную чадру и она оказывает свое скрытое влияние на их поведение и самооценку (с описанной ситуацией связано следующее существующее выражение: "главное не телесная, а нравственная чадра”. Хотя это выражение является хорошей формулой с точки зрения модернизации религиозной морали, оно в любом случае соответствует идеи "виртуальной чадры”).
Именно в силу того, что в наш век "виртуальный хиджаб” все еще подобно дамоклову мечу висит над женщиной, в некоторых мусульманских обществах, даже если отсутствует реальная чадра, порождаемая ею ситуация преобладания в культуре мужской сексуальной агрессивности продолжает царствовать.
Если приложить обсуждаемую тему к проблеме Восток-Запад, то можно проследить интересные ситуации и различия между ними. Для дальнейшего поиска еще раз закрепим в памяти эти идеи: мы отметили, что чрезмерные запреты в одежде, поведении и внешнем виде женщин как будто направлены против мужской эротической агрессивности, однако, на самом деле, в большинстве случаев результаты получаются прямо противоположными. Подобные запреты превращаются в дополнительное усиление сексуальной агрессивности мужчин, становятся искусственным средством усиления либидиозности, "агрессивной энергетики" по отношению к женщине мусульманского общества. Если мы сравним общество иранского типа с западным, то увидим, что на Востоке мужчины переполненные сексуальной агрессивной энергией подобные стаду жеребцов каждое утро высыпают на улицы. Все их помыслы направлены только на обладание женщиной, на рассматривание ее со всех сторон. Такая психология вызывает интерес с точки зрения ее энергийной мощи. Однако, есть одна проблема - развитые культуры требуют постоянного расхода энергии. Скажем, на национальное достоинство, гражданские свободы и т. д. На Востоке же большая часть либидо направлена только на помыслы о женщине, на эротические фантазии. Такое положение примитивизирует психологию восточных молодых людей. По сути дела и психология девушек, ограниченная кругом бессмысленных запретов, также остается примитивной ( и в их помыслах одни только юноши).
Сексуальные итоги культур, снявших чрезмерные запреты с женщин.
В западных обществах мы можем наблюдать мир мужчин со значительно пониженной сексуальной агрессивностью. В разговоре с одним из эстонских ученых я спросил его, какова в его краях роль женщины как влекущей цели, стимулирующего мотива для мужчин? Прояснилось, что сознание эстонцев, в меньшей степени, чем на Востоке, преследует узкую "цель” - женщину. Я задал второй вопрос: в таком случае откуда берутся для вас стимулы деятельности, осмысленной, интересной жизни. Ответ был очень характерен для представителей потребительского, пресыщенного общества. Он сообщил, что главными стимулами эстонцев является покупка новой марки машины, постройка хорошего дома, приобретение мебели, накопление денег для путешествия и т.п. Для сравнения скажу, что и у азербайджанских мужчин эти потребительские стимулы сильны, однако во многих случаях их главным собственным стимулирующим началом является Женщина. То есть, обладать Прекрасной Женщиной, самоутверждаться в ее глазах и т.д. - во многих случаях является скрытым или даже явным начальным мотивом стремления азербайджанцев приобрести материальных ценностей. В маскулинной культуре, пребывающей в состоянии сексуальной агрессивности, Женщина - первейшее условие интересной жизни.
Наши некоторые исследователи, ищущие причины методами "народной этимологии”, в конце концов объясняют этот тип фактов, как мы уже отмечали, расово-биологической слабостью либидо западных людей.
Мне же, однако, кажется, что основная причина не в сексуальной слабости западных людей, а просто, в отсутствие в обществе, в котором они живут, фиктивной стимуляции агрессивности посредством принципа "запретный плод - сладок”. Чтобы проаргументировать мои слова приведу факты из среды русскоязычной субкультуры Азербайджана. Данная субкультура сформировалась в советское время из азербайджанцев, евреев, русских, армян и др. на базе русского образования. Хотя в то время русский язык и выполнял цементирующую роль, многие реальности из него вовсе не вытекали: в противном случае в Азербайджане создался бы "филиал”.
Российской русской культуры, в то время как субкультура азербайджанских русскоязычных принципиальным образом отличалась от культуры России и когда русские этой субкультуры попадали на историческую родину, они отмечали резкое отличие "себя” от "них”.
Когда-нибудь созданная русскоязычными в Азербайджане субкультура должна быть серьезно исследована, проанализированы нанесенный ее вред и приобретения азербайджанской культуры., пока же известные под именем "нации бакинцев” люди доживают свои последние дни.
Теперь же поговорим о культурологических частностях русскоязычной субкультуры. Одна из них связана с тем, что в ней весьма ослабел связанный с женщинами принцип "виртуальной чадры”, превратившись в подобие скрытых от глаза "водных знаков”, наносимых на деньги. Такое превращение "виртуальной чадры” в сознании русскоязычных азербайджанцев, кроме влияния русских и евреев, обязано в целом также и процессу урбанизации. Пространство маневра, свобода женщин значительно возрастают при ослаблении "виртуальной чадры”. Это можно ясно увидеть в разнице поведения и психологии азербайджанских девушек - носительниц русскоязычной субкультуры и азербайджанок, стоящих вне ее.
Если в поведении азербайджанок русскоязычной субкультуры ослабевает фактор "виртуальной чадры”, то у остальных азербайджанцев создается такое мнение, что в нравственности юношей и девушек этой культуры ослаблен мотив чести. Дети номенклатуры и состоятельных азербайджанцев значительно повысили престиж русскоязычной субкультуры. Многие именно в силу этого престижа старались превратить своих детей в носителей этой культуры: однако, некоторые ригористы, обучая своих детей-мальчиков по-русски, в силу все того же принципа "чести” лишали этой возможности своих дочерей. Для некоторых же проблема престижа была настолько значима, что они вынуждены были одерживать победу в своем сознании над "виртуальной чадрой”.
После этих разъяснений перейдем к основному факту, связанному с нашей проблемой: если русскоязычные азербайджанцы не отличались в биологическом плане от остальных азербайджанцев и их сексуальная агрессивность была значительно понижена, то этот факт показывает, что проблема не носит биологический характер. Дело в "виртуальной чадре”, в многообразии наложенных на женщину чрезмерных, неуместных запретов.
В этом контексте образуется начало новой ситуации в связи с появлением в средствах массовой информации большого количества изображений женщины. Взглянем на проблему с близи. Наши некоторые верующие считают большой опасностью для нации появляющиеся в газетах снимки полуобнаженных женщин, эротические фильмы. Рассуждая о приличиях и возвышая до небес мусульманских мужчин, они хорошо понимают все опасности эротической агрессивности и опасаются этого типа напряженности. Опасаются, но не понимают, что порождают агрессивность мусульманских мужчин как раз предлагаемые ими в качестве образцов для общества чрезмерные запреты, навязываемая женщинам хиджаб. Сегодня на последних страницах азербайджанских газет рядом с кроссвордами располагаются изображения женского тела. Нашим "защитникам нравственности и достоинства” представляется, что эти изображения еще больше тревожат и будоражат мужскую агрессивность. Но на самом деле, можно найти лишь незначительную часть читателей, которые подолгу останавливают взгляд на этих снимках. Если, конечно, эти снимки можно было бы предъявить читателя Азербайджана 60-х годов, то термометр зафиксировал бы совершенно иную температуру. В настоящее же время изображение женских тел в газете выполняет спокойные эстетические функции. Подобно тому, как приглушенная музыка слегка эстетизирует пространство ресторана, изображения женских тел наполняет пространство масс-медиа неназойливыми эстетическими узорами. Эти "узоры” не усиливают, а, напротив, способствуют снижению мужской агрессивности.
(Статья подготовлена в русле Программы Поддержки Исследований (RSS) Организации Поддержки Открытого Общества)
http://giacgender.narod.ru/n1t1.htm